Свет идёт с Востока

Александр Савельевич Михеев — человек с неординарной судьбой. Знаток арабского языка и культуры, специалист по грамматике арабского языка, автор нескольких учебников и методических пособий. Заведовал кафедрой восточных языков КГПИ, возглавлял там же междунаролный отдел.
Ныне является завкафедрой арабского языка в исламском институте «Мухаммалия» в Казани, преподает в Татарском государственном колледже. Почетный доктор грамматики Костантиновского университета (AHДP), постоянный Председатель экзаменационной комиссии по арабскому языку Лахорского института языка и религии (Пакистан). Более десяти лет жил на Востоке. Женат, двое детей.

Идель. Александр Савельевич, рас­скажите, пожалуйста, как вы, будучи христианином по рождению, уже в зрелом возрасте сознательно приняли религию Ислама. Можно ли сказать, что Ислам — это истина, открываю­щаяся лишь тем, кто размышляет?
А. М. Моя история, может быть, по­кажется прозаичной. Во время путе­шествия по Сирии, а я жил там с семьей четыре года, представилась прекрасная возможность познакомиться с Исламом. У меня возникли хорошие отношения с верующими мечети Омейядов в Дамас­ке. Особенно сблизился я с ныне покой­ным имамом Субхи, который поразил меня верой, одухотворенностью и пол­ным беспристрастием к нашим земным слабостям и утехам. Имам Субхи обла-дал огромными знаниями. Мы часто бе­седовали, потихоньку я вникал в сущ­ность Ислама. В его кабинете кроме книг, самовара и карты Османской им­перии ничего не было. Общение с ним открыло мне глаза. Я читал Коран аль-Карим на языке оригинала. Ведь чем еще интересен Ислам? В Исламе нет посредников. И имам, и верующие рав­ны перед Всевышним. Верующий мо­жет отказаться от услуг имама, если он владеет арабским языком. Такого нет ни в христианстве, ни в иудаизме, и в сектах то же самое — там существует четкая иерархия.
По всей видимости, я был пред­расположен к Исламу. Я искал то, что полностью подходило бы моему душев­ному складу, моей натуре.
Я сторонник известного арабского теолога Сайда Кутба, убиенного Джемалем Абдель Насером во время револю-ции 1952 года в Египте. Его про­изведения воспитывали меня, они и теперь есть в моей библиотеке.
Пять лет назад я официально принял Ислам и совершил хадж в Мекку. У меня прекрасные отношения с мусульманами Англии, Америки, с такими же бывшими христианами, которые, «насладившись» западным образом жизни, выбрали Ис­лам. В этой религии, помимо духовного единства и братства членов уммы, есть сторона, о которой мы говорим с каким-то ужасом, — это запретительная часть учения. В Исламе она более сильнее, нежели в иудаизме или христианстве. Мне, например, эта сторона очень близ­ка и нужна. Ислам ограждает нас от мерзостей сегодняшнего дня, от пор­нографии, от разрушения личности и семьи. Ислам в состоянии заменить собой и идеологию. И не только для татар и татарстанцев, но и для русских, украинцев, белорусов и др. По моему мнению, менталитет русскоязычного че­ловека у нас таков, что он нуждается в запретности. Потому что человек слаб от природы. В условиях идеологичес­кого вакуума он мечется, не зная, к какому берегу пристать, начинает пре­вращаться, извините, в скотину. Ста­тистика сообщает, что ежегодно до миллиона россиян умирает и эта потеря не восполняется. Идет вымирание на­селения. Остановить это может только религия, и только Ислам.
Конечно, было бы несерьезно ут­верждать, что вся Россия ринется в ло­но Ислама. Пока мусульман среди русских очень мало, но они есть в Москве, Санкт-Петербурге, Самаре и в Татар­стане.

Идель. Вы упомянули о семье. От­куда вы родом?
А. М. Я женат на татарке из извест­ной казанской семьи Сейфуллиных. Меня в эту семью приняли бабушки. Когда моя будущая жена сообщила, что я знаю арабский, две бабушки, которые происходили из семей имамов, сказали: этот человек несет нам знания священ­ного Корана, поэтому никаких возра­жений нет. Потом, бывая у них в гостях, я читал аяты на шамаилях, чему они очень радовались. И то, что я вошел в такую семью, тоже подтолкнуло меня к решению принять Ислам. Поясню на примере одного случая. Это было уже после нашего приезда из Сирии. Од­нажды нам позвонили, что одна из ба­бушек умирает. Ей было уже около 85 лет. Жена меня торопит, а я собрался в душ. Будто какой-то голос приказы­вает: сделай это. Я поехал чистым к умирающей бабушке. Имам, которого они пригласили, опаздывал. Старушка-соседка принесла Коран аль-Карим и говорит мне: читай, кроме тебя некому. И я начал читать первую суру, которую знал наизусть. Мне показалось, что ба­бушка понимала и одобряла мои дей­ствия, и ее душа покинула этот мир успокоенной. Этот случай сильно укре­пил мое решение стать мусульманином.
Я вырос в городе Ставрополе. Мои родители простые люди, пережившие «великое» переселение с кавказского юга на Урал во времена сталинских чис­ток. Они сумели сохранить добрые от­ношения между собой и привить детям представления о чести и порядочности.

Идель. К вопросу о так называемых этнических мусульманах. Многие та­тары бьют себя в грудь кулаком, ут­верждая, что они мусульмане, хотя ни грана религиозности в них нет. Что вы думаете об этом?
А. М. Татарская нация до револю­ции была самой грамотной в царской России. Ее боялись. Потому что она несла гыйльм — люди, не употребляв­шие алкогольные напитки, занимались просвещением. Я понимаю царя, я по­нимаю коммунистов, я понимаю нынеш­них московских правителей, которые стараются держать цены на вино-во­дочные изделия на таком уровне, чтобы человек спивался. Управлять пьяным легче, а трезвый он может и задуматься.
В Татарстане имеются зачатки Ис­лама, которые передаются из поколе­ния в поколение с молоком матери. «Рай находится под стопами матерей ваших», говорится в хадисах пророка. Для нашей республики это очень под­ходит, потому что мать-татарка, старая женщина спасла Ислам. Когда духовен­ство было вырезано, сослано, женщины сохраняли веру и передавали ее детям даже своим примером, ежедневно со­вершая намаз или соблюдая пост, в иные времена делая это тайком, плотно завесив окна в доме.
В нынешней лавине саморазруше­ния, только объединившись в лоне Ис­лама, татарская нация может остаться в живых. Ни в коей степени не желаю быть поучающим — это не моя задача, но я призываю: находясь в рамках Ислама по рождению, выполняйте хотя бы некоторые заветы пророка — прекра­тите пить, не завидуйте друг другу, не разрушайте семьи и займитесь воспи­танием детей. Татарстан и татарская нация может стать примером для ос­тальных и в смысле политической ста­бильности, и в смысле духовного еди­нения вокруг религии Ислама. Это не экстремизм. Не надо бояться Ислама. Если в мире что-то происходит, все ра­дио- и телестудии мира сразу сообща­ют: это Ислам, это мусульмане. Не верь­те этой информации. Нельзя марать всю исламскую умму черной краской, даже если есть какие-то единичные случаи.
Возвращаясь к вашему вопросу, хо­чу подчеркнуть одну мысль: чтобы спас­ти татарскую нацию, необходимо вос­становить ауру интеллигента-татарина конца XIX века, который в своей обы­денной жизни опирался на нормы ша­риата…

Идель. …следовательно, для нас движение вперед — это возврат к уровню татарского интеллигента прошлого века как к некоей точке от­счета в духовном возрождении?
А. М. Да, это одна из моих идей. Чем мне интересна личность татарина дореволюционного? Просвещенный та­тарин из среднего класса владел пя­тью-шестью языками. Возьмем, к при­меру, Галимджана Баруди. Это выдаю­щийся просветитель, теолог, востоко­вед, первый ректор «Мухаммадии». Мы хотим восстановить его имя и труды во всех правах. Часть его библиотеки жива и хранится в библиотеке Казан­ского университета. Для меня он кол­лега, поскольку прекрасно владел араб­ским языком. Мы назвали его именем библиотеку при Центре арабской куль­туры, заказали портрет, будет стенд, отражающий его биографию.

Идель. Кстати, Центр арабской культуры был создан по вашей ини­циативе. Позвольте узнать, какие цели подразумевали при этом и что озна­чает его название «Ат-Турас»?
А. М. Начну с названия. «Ат-Турас» по-арабски — «наследие» в обобщен­ном, философском смысле. Так мы на­звали Центр потому, что хотим восста­новить те связи, которые существовали между дореволюционным Татарстаном и арабскими странами. Кстати, к нам обратился клуб друзей Индии, прося принять их под наше крыло, мы согла­сились. Теперь у «Тураса» более широ­кий спектр сотрудничества, в частности, с Индией и, возможно, с Японией.
В старину многие татарские ученые были известны на Ближнем Востоке, мало того, по учебникам, которые изда­вались в Казани, учились и в Средней Азии, и в Турции, и в Арабистане.
Мы мечтаем, чтобы наши писатели, поэты, художники, учителя, врачи имели конкретные связи с арабским миром, могли общаться и увидеть, как можно жить по законам шариата.
Все понимают, что будущее за деть­ми. Часть молодого поколения, которая отдана на откуп телевидению, к сожа­лению, мы уже потеряли, но часть еще можно спасти. При Центре создан от­дел по работе с детьми. Мы надеемся, что при нашем содействии и при помо­щи арабских стран нам удастся помочь в это сложное время выжить талант­ливым детям. У нас разработана спе­циальная программа, по которой на­мечено поддерживать одаренных де­тей, скажем, стипендиями или направ­лять на учебу в арабские страны. Это особенно важно сейчас, когда идет коммерциализация высшего образо­вания. Вы посмотрите, сколько стоит обучение в казанских вузах! Десятки миллионов! Откуда их взять, скажем, пареньку из сельской глубинки. А мы имеем богатые возможности направ­лять талантливых ребят со средним об­разованием по рекомендации из райо­нов в арабские университеты. Ниша подготовки религиозных кадров посте­пенно заполняется. Мы смотрим даль­ше: молодые люди в рамках шариата, будучи верующими, будут получать об­разование в арабских странах по свет­ским специальностям. Например, это и международные отношения, бизнес и банковское дело, коммерция, туризм, история, география, арабский язык и литература и т.д.
Если у руля стоит кяфер, я не боюсь сказать об этом, если у руля стоит чело­век, который больше думает о выгоде, нежели о молодом поколении, это при­ведет к трагедии. Поэтому и в пра­вительстве, и на уровне вузов, заводов и т.д. должен быть руководитель-муэмин, человек с иманом, который не пре­даст ни себя самого, ни свое окру­жение. Иман не даст ему травить Волгу, загрязнять Казанку. Прежде чем от­крыть шлюз и выпустить стоки, он по­думает: я же муэмин, я не имею права оставлять своих детей и внуков без чистой воды. Если у нас будут руко­водители верующие, совестливые, тог­да Татарстан, имея нынешний потен­циал, пойдет очень далеко.
По результатам наших переговоров с Алжиром, Сирией, Ираком, Кувейтом, Тунисом, Марокко и другими арабскими странами, в каждой стране готовы вы­делить одно-два места для бесплатного обучения в течение 5-6 лет. Уже вер­нулись специалисты по английскому и арабскому языкам из Каира, Багдада и Иордании. Я горжусь этими молодыми людьми, потому что наш Центр имел отношение к их обучению за рубежом. Это мои дети, они мне дороги. Мы не забываем их и печемся об их трудо­устройстве.
При Центре образован Союз учи­телей арабского языка. Мы хотим ока­зывать методическую помощь учителям арабского языка, приглашая к себе на семинары, в которых будут участвовать и арабы. Подготовлены к публикации несколько методических пособий для преподавателей арабского. В перспек­тиве думаем направлять учителей для стажировки в арабские страны. В нас­тоящее время обсуждается вопрос о создании факультета арабского языка при Татарском институте усовершен­ствования учителей.
Мы провели конкурс детских рисун­ков «Я рисую Арабский Восток», куда пришло около 400 работ. Невероятные краски, удивительное видение Востока! В 1996 году объявили новый конкурс, а он будет ежегодным, возможно, и меж­дународным, — «Татарстан — любовь моя». Что они изобразят в своих ри­сунках? Это интересно не только нам, но и арабам. Иншалла, мы постараемся показать эту выставку в арабских стра­нах. Детская дипломатия — самая мяг­кая, ее не может отвергать даже самый одиозный режим.
У нас творческая дружба с киноте­атром имени Г. Тукая. В дальнейшем хотим сохранить детский профиль этого учреждения, устраивать бесплатные се­ансы для детей-сирот. По нашим дан­ным, в этом кинотеатре собираются от­крыть казино. Это же оскорбление име­ни великого поэта! Там не должно быть грязи. Ведь рядом музей Тукая, дальше несколько мечетей. Нужно сберечь ду­ховное назначение этого уголка в цент­ре Казани. Кстати, мы хотим за свой счет пригласить детей-сирот из Чечни пожить у нас в мусульманских семьях.

Идель. События в Чечне наверно задели вас за живое, ведь вы когда-то жили на Северном Кавказе…
А. М. На Востоке говорят: «Нет та­кого вопроса, который нельзя было бы решить за чашкой кофе». В день напа­дения России на Чечню я находился в Москве по делам. Мы опросили около пятидесяти человек москвичей в тот же день: как они относятся к вводу войск в Чечню? Нам говорили: какая Чечня, что нам там делать? Людей ежедневно убивают в центре Москвы, наведите порядок здесь, введите войска сюда. И многие российские деятели говорят, что это было ошибкой.
Я завершил грамматику арабского языка для учителей, где за основу взял «Героя нашего времени» Лермонтова. Прочитайте, что он пишет о чеченском народе. Я потрясен предвидением Лер­монтова. Гордость и свободолюбие че­ченцев не смогли уничтожить даже при сталинском режиме. У меня на Север­ном Кавказе живут мама и родные, я знаю и уважаю чеченцев. Нельзя разго­варивать с этим народом на языке ору­жия! Можно было решить вопрос мирно и полюбовно? Да. И что получила Рос­сия на своей окраине? Язву, которая не будет заживать. А сколько сирот появилось? Чем виноват ребенок, ли­шившийся всего клана? Ведь тот же Басаев, которого объявили чуть ли не преступником номер один, с такой бо­лью говорил, что в его семье убито одиннадцать человек. Я не знаю, как поступил бы на месте Басаева любой российский генерал, если бы была уничтожена вся его семья? В Москве, в отделе востоковедения и рукописей Академии наук мы поинтересовались: накануне вторжения российских войск в Чечню как-то с вами проконсульти­ровались? Нет. А ведь из анализа по царским архивам можно было бы по­нять, что такой народ никогда не поко­рится. Нужно было сесть за стол пере­говоров и договориться полюбовно. Вплоть до отделения. Пусть. Не надо этого бояться. Ведь ты, великая Россия, одной только экономической мощью можешь задавить, так зачем же вое­вать? Как можно воевать на своей тер­ритории со своим народом? Для меня это была и остается трагедией. Тем более, что республика мусульманская.
Я об этом во всеуслышание говорил и на съезде мусульман всего мира в Багдаде. Мое выступление на арабском языке от имени Республики Татарстан вызвало большой интерес, а арабский настолько понравился, что я получил приглашение Института языка и рели­гии г. Лахор (Пакистан) ежегодно воз­главлять комиссию по приему экзаме­нов на выпускных курсах. Это большая честь для меня и для нашей республи­ки.

Идель. Вы хорошо знакомы с му­сульманским миром. В чем его осо­бенно привлекательные стороны для нас?
А. М. Религия Ислама несет любовь и уважение людей друг к другу. Ислам — это отсутствие зависти к другому человеку. Это поистине «аль-муслиму аху аль-муслими», то есть «мусульманин брат мусульманину». Это означает от­ветственность одного человека перед другим: я не имею права его предать, оскорбить, унизить и т.д.
Если вы побываете в Абу-Даби, то поймете, что правитель в рамках ша­риата и Ислама за двадцать лет создал рай на земле. В прежней пустыне рас­тут пальмы, цветут сады. Полиция там нужна только на автодорогах. Путе­шествуя по Востоку, замечаешь, что продавец не закрывает лавки, а жители совершенно спокойно обходятся без замков на дверях. Они удивляются: ка­кие замки, какие решетки, от кого нам прятаться? Никто ничего не возьмет. В Саудовской Аравии за воровство могут отрезать руку. Отрезанная рука — это позорное клеймо. Общественное мнение сурово относится и к семье такого человека. Воровства почти нет — 2-3 случая в год. А в российских городах — 50-60 преступлений за ночь считается нормой. Я.сугубо мирный человек. Но в настоящее время нужна смертная казнь, в том числе публичная. Я при­веду пример из Сирии. У них до сих пор сохранен такой обычай. За страш­ное и тяжкое преступление: изнасило­вание, убийство и т.д. по приговору каз­нят преступника где-то в камере, а труп, завернутый в саван, с надписью, за что казнили, вывешивается в том районе, где он сотворил зло, с пяти утра до десяти часов. Это воспитывает боль­ше, чем увещевания «не убий», «не ук­ради».
Я резко отрицательно отношусь к тому разрекламированному решению принять Российскую Федерацию в Совет Европы и запретить смертную казнь. Это преждевременно. Это страшная ошибка. Ибо еще более раз­вязываются руки убийцам, насильни­кам, ворам.
В первые годы суверенитета пра­вительство Татарстана, которое я очень уважаю, повернулось было лицом на За­пад… Я всегда говорил, что больше все­го мы получим на Востоке. Сейчас бла­годаря премьер-министру республики Фариду Мухаметшину в политике пра­вительства наметилось равновесие в отношениях к Западу и Востоку. Об этом говорят поездки наших делегаций в Ирак, Бахрейн, ОАЭ. Потихоньку от­крывается арабский мир. Будущее за Востоком. Это мое глубокое убежде­ние.

Идель. Нынешняя интеллигенция, в том числе и татарская, в основном ориентируется на западные ценности. Они говорят, что любое поклонение, даже Творцу, ущемляет внутреннюю свободу. Как бы вы им ответили?
А. М. Ha арабском языке есть такое понятие «хаджиз», то есть до опреде­ленной черты, преграды, за которую нельзя преступить. Скажите, как можно жить без внутреннего тормоза, без со­вести, без имана? Даже нельзя срав­нивать позиции верующих и неверую­щих. Так называемая внутренняя сво­бода, которую так воспевают на Запа­де, посмотрите, к чему она привела? Процветают преступность, наркомания, проституция, конфликты между поко­лениями и т.д. Запад сейчас не знает, как избавиться от этих проблем. Это нравственный тупик. А возьмем ислам­ские страны — там нет этих проблем. И быть не может. Потому что там живут по канонам Ислама, с иманом.

Идель. Вы взяли на себя благород­ную миссию возрождения татарской интеллигенции нового склада. Дело
поистине государственной важности. Поэтому деятельность Центра «Ат-Ту-рас» должна быть в поле зрения как правительственных органов, так и об­щественности.
А. М. Конечно же, при нашем Цен­тре мы хотели бы иметь свою пресс-службу, фильмотеку, библиотеку араб­ской литературы, наладить хорошие от­ношения с радио и телевидением, что­бы вести регулярную программу об арабском Востоке. Я мечтаю о том, что­бы на телевидении был открыт канал на татарском языке — чистый канал без коммерции, порнографии, чтобы чело­век мог отдохнуть. Мы все устали от идущего с экрана насилия, грязи, а переключиться не на что. Вот, к при­меру, телекомпания «Эфир», которую я очень уважаю, мы сотрудничаем с ней, но у нее прозападное, промосковское направление. Проблемы национальной культуры там совсем не популярны и почти не звучат. Создание своего на­ционального телевизионного канала — это очень актуально. Я внимательно слежу за передачами ГТРК «Татарстан». Зачастую бывает так: создали новую передачу в Москве, потом и у нас по­является такая же. Я думаю, что в руко­водстве государственной телерадио­компании есть люди, которые все де­лают с оглядкой на Москву, у них есть боязнь чего-то. Неужели у нас нет мо­лодых людей, выпускников Казанского университета, способных создавать оригинальные программы, не подражая московским тележурналистам?
Мы хотим поддерживать тесные связи с самой широкой общественнос­тью. Поэтому установили ежегодные премии имени Галимджана Баруди — лучшему учителю арабского языка, лучшему студенту, успешно освоившему арабский язык независимо от того, учится он в религиозном или светском вузе. Годовую стипендию уже получает студентка Казанского Татарского госу­дарственного колледжа Ляйла Фасахова, были вручены четыре премии школьникам нового арабо-английского лицея №112 в Авиастроительном рай­оне Казани. Кроме того, такой же пре­мией мы будем награждать лучших жур­налистов, освещающих связи Татар­стана с Арабским Востоком. Первой удостоилась премии имени Галимджана Баруди тележурналист Раиса Гаряева. Ежегодно в присутствии гостей из Арабистана будем торжественно вручать эти премии у себя в офисе.

Мы искренне желаем успехов «Ат-Турасу». Иншалла, сбудутся ваши меч­ты и планы.
Беседовала Гульсира ГАЙНАНОВА. Ж. Идель 90-х годов.